О, старенькая дверь!..
Кого ты впустишь снова
В пространство бесприютности моей,
Где с таинством полночного покрова
Танцует сон средь призрачных теней?
И чья рука толкнет тебя несмело,
Чей мягкий шаг во тьме прошелестит,
Чья юность, дикой страстью неумелой,
Во тьму моей обители влетит?
Умчится ли шальная безнадёга,
И возвратится ль молодость опять?
И для кого – для черта или Бога –
Тебя, о дверь, открытою держать?
Да, верю я, еще придёт минута,
Ты скрипнешь тихим голосом петель,
И лунный свет укажет путь кому-то
В мою давно остывшую постель.
И снова станет мир добрей и краше,
И век прожитый снова станет мил…

Я кисть возьму и всю тебя покрашу
Блестящей новью глянцевых белил.

Тихо. Близится время рассвета.
Тают сумерки, брезжит восток.
К берегам лучезарного лета
От весны переброшен мосток.

Заалели цветы на угорах,
Утонули поля в зеленя,
И зарянки заливистым хором
Средь берез заплутали меня.

Я люблю предрассветные рощи
И долин белоснежный туман,
Где извечно сирени полощут
Фиолетовый свой сарафан.

Где черемухи пенистым цветом
Умывают небесную высь,
Где я стал бесшабашным поэтом,
Где впервые стихи родились.

Здесь давно, среди ив и смородин,
Выпил пьяное счастье до дна.
Нет, других не желаю я родин!
Мне нужна лишь Россия одна.

Рома пьянящего пинта,
Хлеба кусок на двоих:
Где-то сокровища Флинта
Ждут проходимцев своих.

В поисках лёгкой наживы
Впору идти на пролом,
Вдруг попадётся счастливый,
Полный добра галеон.

Будет вино и подруги
По окончанью пути,
Только бы мимо Тортуги
Нам незаметно пройти.

Но получилось иначе:
В небо поднялся туман…
Все, кто молился удаче
И бороздил океан,

Справа увидели скалы,
А впереди корабли:
Жгли флибустьеры запалы,
Шкипер скомандовал: «Пли!»

И… не уйти, не укрыться
От быстроходных судов,
Роком назначено – биться
Нам у чужих берегов.

Парус натянут упруго,
Киль бороздит по мели,
Скалится остров Тортуга,
Ядрами рвёт корабли.

Грохот орудий. Атака.
С крючьями на абордаж.
Кровопролитная драка
Дерзко срывается в раж.

Дружно мушкеты пальнули,
Дрогнули наши ряды:
Кто умирает от пули,
Кто наглотался воды.

Мало кому подфартило
Сдаться на милость врагу.
Помню: нас пятеро было
Брошено на берегу.

Чёрного рока коварство –
Вспомнит ли кто обо мне?..
Долгими были мытарства
В Богом забытой стране.

И в кабаке Порт-о-Пренса,
На воровском берегу,
За три потёртые пенса
Рвал я из уха серьгу.

Пропил последние деньги,
Драку затеял с братвой…
И был повешен на стеньге
Неграми вниз головой.

Вспоминаю детство, тихий дворик,
Старое соседское авто…
Вот идёт учитель мой – историк,
Прячась в старомодное пальто.

Скалит зубы пёс, по кличке Верный,
Узкая скамейка у ворот…
Были мы наивными, наверно,
Как и весь советский наш народ.

Здесь гитары песнями лихими,
Доносились с каждого двора…
Нет, друзья, мы не были плохими,
Наша беспокойная пора

Полнилась заботой и делами,
Каждый был удачлив и сметлив,
И любовь встречали мы – стихами
Покоряя девочек своих…

Вот и всё! Ну, что грустить об этом,
И какой в забывчивости прок?
Я б не стал, наверно, поэтом,
Потерявши детский свой мирок.

Минуя долы,
Леса, овраги,
Босы и голы
Плелись варяги.

В исканье веры,
Палимы солнцем,
Скитаний меру
Испив до донца.

Рубцами с кровью
Покрылись ноги -
К белоцерковью
Трудны дороги.

Всё хуже... хуже
Чужие тропы,
Всё уже... уже
Стези Европы…

Но, как-то, в синий
Прохладный вечер
Волхвы-миссии
Им шли навстречу.

И, глядя строго,
Волхвы сказали:
«Не та дорога!
Не там искали!

Путь к вере новой
Идет сквозь муки,
Венец терновый
И гвозди в руки.

Необозримы
Мирские дали…
Идите к Риму,
Чтоб вас распяли!»

Варяги хмуро
Переглянулись,
Больны, понуры
Домой вернулись…

В Мордве и Чуди,
В трущобах Мстеры,
Страдают люди,
Не зная веры.

Живут убого
И шлют проклятье
Тому, кто Бога
Познал в распятье.

Помолись за меня, если можешь,
Если я тебе дорог и мил.
Серый вечер шагреневой кожей
Мои мысли сегодня накрыл…

Но, прости, не могу я иначе,
На душе, как всегда весело́!
Пожелай мне, родная, удачи,
Чтоб стучало по гребням весло

Нашей лодки, штормами гонимой,
И влекомой, по воле ветров…
Наш баркас, проплывающий мимо
Предрассветных святых берегов

Вдруг причалит, пройдя все ненастья.
И минуя лихие года…
Пожелай мне, любимая, счастья
Быть с тобою всю жизнь, навсегда.

Мои стихи – окно в ушедший мир,
В мир детских грёз и юношеских песен.
А нынешний – суров, жесток и тесен,
В котором я притворщик и сатир.

Никто не даст и медного гроша
За все благодеянья и заслуги.
Давно ушли враги, друзья, подруги,
А я живу беспечно, не спеша.

И верю я, что в утреннюю рань,
Лишь только свет забрезжит за окошком,
Я в лес пойду один, с большим лукошком,
Чтоб встретить там таинственную Лань.

Она примчится и раскрасит свет
Моей души в пленительные краски,
Плеснёт в лукошко нежности и ласки,
На много, много благодатных лет.

Ты – милая! Ты – Аленький цветок!
На каждом лепестке слова святые,
В бутон любовной страстью завиты;е,
В глазах – едва забрезживший восток.

Он, лучиками первыми пройдя
Пространство, вдруг, расцветит луговые
Цветы и, вспыхнут капли дождевые
Вчерашнего весеннего дождя.

И ты войдёшь, и глянешь на меня,
И зацветут вселенские пустыни,
И станет сладким горький вкус полыни…
Когда ты, вдруг, посмотришь на меня.

Что сказать мне тебе, дорогая,
Не сторонник я клятв на крови.
Не привык я, словами играя,
В полный голос кричать о любви.

Полушёпотом, вздохом ли, взглядом,
Или просто коснувшись руки,
Расскажу, как хочу с тобой рядом
Плыть по жизни, штормам вопреки.

Пусть ревут громогласные трубы,
Пусть злословит стоусто молва…
Помню я твои нежные губы
И приятные сердцу слова.

И, минуя излуки печали,
Вместе мы полетим сквозь года,
Чтоб созвездия нас обвенчали
На всю жизнь… на века… навсегда!

Божий посланник, на землю слетая,
Девушке глянул в глаза,
И произнёс: «Ты – чиста! Ты – святая,
Как у младенца слеза!»

Белым крылом помахал и умчался,
Скрывшись в густых облаках
И, только памятью в сердце остался,
В сердце влюблённых – в веках…

И, увидав в этом Божьем знаме;нье –
Путь к совершенной любви,
Каждый влюблённый искал вдохновенье,
Тайно клянясь на крови.

Славил Лауру Франческо Петрарка,
Энн – вдохновлялся Шекспир…
Каждый считал: нет милее подарка,
Чем «непорочный сапфир»!

Время спешит… пролетают столетья…
Век двадцать первый пришёл…
Новый поэт – опустив междометья,
«Новые рифмы» нашёл!

Пишет поэт о судьбе, об удаче,
Пишет о первой любви…
Пишет поэт и, не может иначе
Выразить чувства свои!

Не могу я стихами славиться,
Подчиняясь перу и лире.
Сердце хочет одной понравиться,
Самой-самой любимой в мире.

Той, которая с первой зарёю,
В новый день отворит окошко:
Я, проснувшись, глаза открою,
Поцелую её ладошку.

Ведь она тихим голосом нежным
И терпеньем своим упрямым,
Укротила характер мятежный,
Сделав в мире счастливым самым.

Обниму разомлевшее тело,
И скажу, не тая ни крошки:
– Сколько лет бы не пролетело,
Для меня ты - заря в окошке.

Для меня ты навеки родная,
На всю жизнь, до скончанья света,
Будем вместе, я – верю, я – знаю,
Вместе будем встречать рассветы.

Глядит луна в моё окошко –
Весенней ночи визави,
А рядом старенькая кошка
Мурлычет что-то, о любви.

Ей, в день апрельский, объяснился
Соседский рыжебокий кот…
Потом он ей всенощно снился,
И, каждодневно, рос живот…

И вот уже полны лукошки
Слепых и рыженьких котят…
Ну, что поделать, если кошки
Любви и радости хотят!